Лишь 36% россиян чувствуют опасность приближающегося кровопролития
Российское общество не понимает, что происходит в Украине, и это его пугает. Массированная пропаганда дает простой ответ, указывая, где враг. Общество ей пока верит
15.03.2014
Об извилинах массового сознания жителей России в дни украинского кризиса беседуем с директором Левада-центра Львом ГУДКОВЫМ.
— Вы мониторите ситуацию в Украине с октября минувшего года. А непосредственно перед началом «крымской кампании» (во второй половине февраля) вы проводили очередное исследование отношения россиян к событиям в Украине. Они вошли там в особо активную фазу где-то после 30 ноября, когда на Майдане избили студентов, — и дальше развивались по нарастающей. То есть этот февральский опрос был проведен, когда кризис уже разросся и к нему привыкли и в Украине, и в России, но еще не было решений о силовых акциях России в Крыму. Можно ли проанализировать, что происходило с массовым сознанием россиян в период от начала кризиса и до момента организации прямого вторжения и запуска машины «военной пропаганды»?
— Поначалу россияне относились к событиям в Украине достаточно отстраненно. Доминировало скорее общее непонимание того, что там происходит. Кстати, это непонимание сохраняется и по сей день, даже после начала уже почти военной фазы конфликта. Общая установка была такая — не вмешиваться в происходящее в Украине.
— То есть граждане России не хотели особо «грузить» себя ситуацией, сложившейся у соседей?
— Не хотели. Это типичная установка массового сознания усталого общества: мол, хватит России влезать в конфликты вне страны, пора заниматься своими делами. И вообще люди скорее выступали против использования силы для решения политических и национальных конфликтов. В памяти еще сохранился опыт Тбилиси, Вильнюса, Риги, Баку. А также опыт 1993 года, когда мы были на грани гражданской войны. Поэтому от 65 до 75% опрошенных вплоть до середины февраля (!) считали, что Россия должна «соблюдать дистанцию» и не лезть во внутреннее дело украинцев. При этом люди считали, что Украина лавирует между Россией и Западом, выражалось понимание отчаянного экономического положения в Украине. И поскольку все варианты уже были опробованы — и советская модель, и мафиозная олигархическо-коррупционная модель — то довольно большая часть россиян поддерживала вариант евроинтеграции Украины. Только 29% считали, что такой путь — это предательство со стороны Украины «славянского братства», союза с Россией и т.п. А в целом это принималось как нечто неизбежное и даже закономерное. С пониманием, что Украина становится самостоятельным государством, с которым надо сохранять дружеские отношения, причем без таможни, без виз, с открытыми границами. Господствовало и понимание того, что существуют очень тесные исторические, культурные и родственные связи между двумя народами: 40% населения России либо имеют родственников и близких друзей в Украине, либо сами являются выходцами с Украины. Примерно 28% имеют родственные корни в Украине. Ощущение близости очень сильное, а потому сама по себе идея вмешательства России в украинские дела представлялась в массовом сознании просто дикой.
В декабре прошлого года события начинают трактовать как провокацию Запада, «разжигающего» в Украине конфликт. И эта версия сразу «усваивается» массовым сознанием: в декабре и январе 83% опрашиваемых считали, что конфликт провоцируется Западом. Что, впрочем, не снимало другие интерпретации событий (например, возмущение украинцев режимом Януковича), но стало накладывать на эти иные интерпретации свой отпечаток. Мол, кризис кризисом, но Запад пытается «ловить рыбку в мутной воде».
Однако в период с января по февраль версия о «западном следе» уменьшается в объеме вдвое — с 83 до 43%.
— А что занимает «западное» место?
— Целый веер вариантов. Тут и народное восстание против коррумпированного режима, и попытка государственного переворота, и попытка захвата власти национал-радикалами, и ответ на жестокость и неадекватность действий со стороны режима Януковича.
С середины февраля, когда начинается массированная пропаганда, ситуация резко меняется. По интенсивности, агрессии и лживости я такой кампании в своей жизни еще не встречал. Эта пропаганда базируется на нескольких основных тезисах.
1. Угроза существованию русских в Украине. Как следствие — мобилизация защиты «своих».
2. Дискредитация Майдана и его сторонников, общественного движения в Украине и всех его основных мотивов: национального подъема, стремления построить демократическое общество, установить правовой порядок и ответственность власти. Сторонники Майдана и евроинтеграции представляются «бандитами», нацистами, антисемитами, радикальными националистами- бандеровцами. То есть весь основной общедемократический пласт протеста «снимается» и вытесняется из массового сознания. А на его место водружаются «бандеровцы». При этом большинство россиян не помнит или просто не знает, кто такой Степан Бандера. Важно, что в пропагандистских формулах соединяются в одно целое разговоры о дивизии СС «Галичина», о Бандере, фашистах, антисемитах и сведения о правых радикалах на киевских баррикадах. Все это создает такой угрожающего свойства идеологический коктейль, который отодвигает в сторону реальные мотивы противостояния на Майдане.
3. Третий момент усиливается в конце февраля — начале марта. Это демонстрация состояния хаоса и безвластия в Украине, разгул там бандитизма, мародерства и, соответственно, угроза существования там русскоязычного населения. Прежде всего в Крыму и восточных регионах Украины. Что требует вмешательства России для его защиты.
Постепенно с конца февраля к марту усиливается еще один очень значимый тезис. Мол, восточные регионы Украины, и тем более Крым, вообще-то исторически русские земли, и потому Россия должна их защитить и взять под свой контроль.
На чем строится эффективность такой пропаганды? Она идет непрерывным потоком. Повторяются одни и те же тезисы и формулировки. Исключается любая альтернативная точка зрения. Используются законы психолингвистики: идет монтаж картинок со словами, подмена понятий, назойливое внедрение нужных ассоциаций в сознание зрителей. Все это — в сочетании с прямой дезинформацией: о несуществующих актах насилия, захватах людей, драках и схватках, дискриминации русскоязычных и угрозах в их адрес и т.п. Это и создает в головах кашу, в итоге мы получаем такую картинку: меньше трети опрошенных говорит, что они что-то понимают в происходящем, а 70% признаются, что они не могут разобраться в его сути. Но при этом 63% считают, что российские федеральные каналы в целом объективно освещают события в Украине. Это означает, что все, что подается с экрана, заглатывается и некритически усваивается.
— Это при том что в целом, судя по исследованиям, российские граждане не слишком доверяют основным телеканалам, когда нет конфликтного напряжения, то есть в так называемой «нормальной жизни». Это обычно меньше половины населения.
— Да, около 47%.
— А сейчас уровень доверия телевизору резко возрастает. То есть в голове хаос, но надо за что-то зацепиться, чтобы не потеряться совсем. И таким якорем становится информация из ящика, дающая иллюзию, что ты что-то понимаешь. И становится не так страшно от неизвестности и непонятности происходящего.
— Откуда такая степень внушаемости при отсутствии понимания? Во-первых, страх. Страх перед дестабилизацией, возможностью потрясений, перед кризисами и конфликтами. Ведь главная установка большинства российского населения — это не улучшить свою жизнь, а удержать то, что есть. Поэтому непонимание того, что происходит, вызывает тревогу, беспокойство и особое состояние внушаемости.
— Причем эта идея «не ухудшить» выступает наружу не обязательно в обстоятельствах конфликта, типа сегодняшнего украинского. Это происходит и в гораздо более спокойных обстоятельствах. Преобладает желание приспособиться, адаптироваться. И не дай бог перемены, которые могут означать лишь одно: «будет хуже».
— Второй момент — это превращение страха в агрессию против того, на кого указывает пропаганда как на источник этого страха и беспокойства. И очень часто в качестве таких фигур выступают те, кто хотел бы перемен. Пусть даже это идеалисты, люди, выступающие с более высокими ценностными заявками, люди с высокими гражданскими качествами, реформаторы. Страх вызывает агрессию, стремление «сбиться в кучку» и опереться на то, что знакомо, что привычно. А самое привычное — это поза покорности и зависимости от власти. Именно такого рода пропаганда заставляет людей консолидироваться вокруг власти. И даже при сильном сомнении в том, что та утверждает, принять ее позицию. А в качестве основания для такой консолидации принимаются отработанные штампы и стереотипы имперского сознания: «наших бьют», «идет полный развал государства», «русским угрожают». И, соответственно, государство, каким бы оно ни было, в данном случае выступает как защитник, как гарант. Государственно-патерналистское сознание здесь не просто активизируется, но и получает дополнительную поддержку в виде имперских мифов, легенд и символов. Все идет на мифологическом уровне, с резким упрощением реальности. А Запад — это, естественно, провокатор, традиционный — тоже вполне мифологический — противник России, который пытается вторгнуться в российскую сферу влияния.
На фоне нагнетания атмосферы угрозы русскоязычному населению Украины, роста там анархии и беззакония единственным разумным, морально оправданным и справедливым действием российского руководства подается введение в Украину российских войск для защиты этого населения, а на заднем плане — установление российского контроля над восточными регионами.
По данным последнего опроса, проведенного 7—10 марта, 43% опрошенных считают, что русским реально угрожают националисты и бандиты. И только российские войска могут стать защитой от этой угрозы.
28% считают, что существует проблема ущемления в правах русскоязычного населения, но решать ее надо политическими средствами, без применения военной силы.
И только 8% говорят, что угроза русским в Украине — лишь предлог, чтобы создать проблемы для нынешней власти в Киеве и не допустить интеграции страны в Европу, а 6% — что российской власти нужна «маленькая победоносная война», чтобы отвлечь население от внутренних проблем. Итого — 14% критических голосов.
Понятно, что центральная точка напряжения — это Крым. 58% россиян поддерживают введение российских войск на территорию Крыма и в другие регионы Украины. Против этого — 26%.
67% считают, что именно на «фашиствующих бандеровцах» лежит ответственность за обострение ситуации в Крыму. 9% возлагают ответственность на крымских татар (?!), 16% — на «мафиози». Янукович здесь уже почти полностью уходит в сторону как отработанная фигура (только 5% считают его виновником обострения ситуации). И лишь 2% считают, что в обострении ситуации в Крыму виновато руководство России.
В оправдание необходимости введения российских войск в Крым и другие регионы Украины начинают подключаться имперские стереотипы. На вопрос: «Почему можно считать законным введение российских войск в Крым и другие регионы Украины?» — среди тех 58%, что поддерживают введение войск, две трети считают, что Крым и восточные регионы Украины — это, по существу, российские территории. А потому Россия вправе применять там силу для защиты «своего» населения.
Удивительно, что угроза войны на данном этапе не сильно пугает наших бесстрашных сограждан. 44% всех опрошенных считают, что введение войск поможет стабилизации и мирному урегулированию возникших проблем.
21% считает, что это приведет к эскалации конфликта и кровопролитию в Украине.
И еще 15% — что это приведет к полномасштабной войне с непредсказуемыми последствиями. Итак, в сумме лишь 36% чувствуют опасность приближающегося кровопролития.
Что касается Крыма, то тема «ошибки Хрущева» и необходимости ее исправления проходит в наших исследованиях устойчиво на протяжении многих лет, еще с 1990 года. И доля тех, кто считает, что Крым надо бы вернуть России, колеблется в разные годы от 80 до 84 %.
— Должен заметить, что и по опросам в самом Крыму дело обстоит непросто. По последним исследованиям киевского фонда «Демократические инициативы», проведенным в феврале, то есть еще до начала массированной телеобработки населения, в том числе и Крыма (ведь российские каналы и там весьма популярны), — на полуострове за присоединение к России выступал 41% опрашиваемых. Позже опросы в Крыму проводить уже было небезопасно. Но понятно, что в связи с теми же факторами искусственного нагнетания напряженности эта цифра сейчас значительно выше. В других же регионах Украины с большим количеством русскоязычных цифры в феврале были такие: в Донецкой области — 33,2%, в Луганской — 24,1%, в Одесской — 24%, в Запорожской — 16,7, в Харьковской — 15,1. В остальных, чем дальше на запад, тем ниже, в том числе в Киеве — 5,3%.
— А в России считают, что после референдума, в положительном исходе которого мало кто сомневается, Крым должен войти в ее состав. Таких сейчас 79%. То есть около той цифры, которую я называл ранее и которую мы наблюдаем в течение многих лет исследований. Не рассматриваются иные формы решения проблемы. Потому что эти варианты не рассматриваются в телевизоре. Нет ни в ТВ, ни в ответах на вопросы таких понятий, как идея суверенитета и территориальной целостности страны, как международное право, как Будапештское соглашение, — все это отползает на задний план. Навязывается примитивная конструкция, основанная на праве силы. И она, к сожалению, населением принимается.
— Какова вообще зависимость российского общественного мнения от массированной пропаганды, прежде всего телевизионной? Ведь украинская ситуация в этом смысле не уникальна, это проявлялось и раньше, в отношении других стран и внутренних российских процессов? Мне лично представляется удивительным, как за полторы-две недели можно резко развернуть общественное мнение огромной страны.
— Это эффект негативной мобилизации, когда задается образ врага и исходящей от него угрозы. Физической или, например, «базовым ценностям», традициям. В этом случае на какой-то момент возникают острая реакция, резкая враждебность, рост агрессивности и консолидации вокруг власти как защитника этих ценностей. Обычно все это длится недолго. Всякая мобилизационная кампания не может продолжаться более нескольких месяцев. Как правило, от двух до трех. Другое дело, что нынешняя история будет иметь более глубокие и более длительные последствия, чем, например, история с «Бронзовым солдатом» в Таллине. Потому что она затронет практически все сферы жизни наших двух стран.